Уже в годы учебы в Консерватории Петрову хотелось испробовать все жанры: он написал смешную фугу для капустника, пародируя Баха, потом марш студентов для первомайской демонстрации. Иногда произведения студента Петрова передавались по радио: Монолог Зои Космодемьянской на стихи Маргариты Алигер, «Пионерская сюита», романсы на слова башкирских поэтов, поэма для баритона с оркестром «За мир».

Среди студенческих сочинений Петрова была и балетная музыка: этюд «Тропою грома», «Спортивная сюита». На IV курсе он получил первый в его жизни заказ — «на музыку трехактного балета для детского хореографического коллектива Дворца культуры имени Горького». Балет «Заветная яблонька» о юных мичуринцах шел в сопровождении настоящего симфонического оркестра. На обсуждении «Заветной яблоньки» Юрий Слонимский сказал о Петрове: «Я уверен, этот молодой человек еще многое сделает для советского балета». Известный ленинградский балетмейстер Леонид Якобсон предложил Андрею поработать над произведением Максима Горького «Макар Чудра». 

Балет не получился, зато симфоническая поэма «Радда и Лойко» была завершена. Ее премьера состоялась в Большом зале филармонии. В первых рядах сидела государственная экзаменационная комиссия. Первое большое произведение Андрея Петрова было принято благосклонно, о нем заговорили, как о подающем большие надежды композиторе. Консерватория была окончена, экзамен сдан. Шел 1954 год.

Какой веселой, безденежной, беззаботной была пора осени, зимы и весны 1955-1956 годов! Мы живем в радости, почти без денег и проблем. Из бычков в томате готовится замечательный суп. Пакеты концентрированной гречневой каши и клюквенного киселя без особых хлопот позволяют сделать весьма приемлемый обед. Андрей работает редактором в издательстве, я преподаю в музыкальной школе. Чувство самостоятельности, независимости и свободы буквально пьянит. (Наталья Петрова) 

«Ленинградское хореографическое училище готовилось ставить свой выпускной спектакль — балет на сюжет пушкинского «Станционного- смотрителя», которому предстояло стать постоянным спектаклем училища на сцене Кировского театра. Петров принялся за работу. В музыке «Станционного смотрителя» чувствовалось воздействие Чайковского. Она была мелодичной, довольно традиционной и понравилась музыкантам оркестра Кировского театра.

Имя Андрея Петрова становилось известным. В 1959 году на Всемирном фестивале демократической молодежи и студентов в Вене он получил серебряную медаль за вокальный цикл «Простые песни», его эстрадные композиции звучат со сцены, новых предложений становилось все больше и больше. Он уже написал музыку к двум спектаклям Театра драмы имени Пушкина. Потом получил заказ на музыку к инсценировке повести Александра Грина «Бегущая по волнам». Андрею Петрову нравился дух творческого сотрудничества, который царит в театре. Театр не похож на концертный зал.

Балет «Берег надежды», впервые показанный на сцене Кировского театра в июне 1959 года, вызвал много откликов. Критики спорили, но большинство сошлось на, том, что этот балет — достижение нашего искусства, и тем более значительное, что он посвящен нашим современникам. Либретто балета о буднях советских рыболовов, один из которых во время шторма попадает на «чужой берег», написал Юрий Слонимский, поставил спектакль балетмейстер Игорь Бельский.

  Ленинградское радио сделало литературно-музыкальную композицию «Берег надежды», а телевидение регулярно повторяло сцены, снятые на пленку. Балет поставили в Москве, в Перми, в Таллинне, в Одессе, в Кишиневе, в Ашхабаде, им заинтересовались зарубежные балетные труппы. Спустя шесть лет журнал «Театр» подвел своеобразный итог: «Теперь балет этот признан почти всеми. Его первый акт стал хрестоматийным примером решения современной темы».

«Бегущая по волнам» и «Берег надежды» создали ему репутацию композитора - мариниста. На «Ленфильме» делалась картина «Человек-амфибия». Написав музыку к этой картине, Андрей Петров обрел всесоюзную славу. Радио бесконечно передавало фантазию из музыки к фильму. Работники отдела писем мешками отправляли в музыкальную редакцию заявки на песни Андрея Павловича. 

Автор «Радды и Лойко» и «Берега надежды» как будто перестал существовать. Остался только автор музыки к фильму «Человек-амфибия». За первой картиной последовали вторая, третья, четвертая. Его песни распевала вся страна от Калининграда до Владивостока. Иногда до композитора долетали осуждающие слова крупных музыкантов. Слова эти больно ранили его: «Эстрадный успех поглотил всего Петрова. Жаль! Ведь он немало обещал в симфоническом и балетном жанре. Понятно, такая грандиозная популярность, трудно не поддаться, противостоять ее искушениям…» (Лев Мархасев) 

В 1964 году Андрей Петров был избран председателем правления Ленинградской организации Союза композиторов Российской Федерации. Поначалу он растерялся. «Я не имею морального права, — говорил он Д. Д. Шостаковичу, возглавлявшему Союз композиторов РСФСР, пять лет я не делал ничего, кроме песен, у меня нет «симфонического багажа». Шостакович тихо, но настойчиво убеждал молодого композитора, что в руководство ленинградской организации сейчас важно влить новые силы… Возражать Шостаковичу он не мог. Но мысль о симфоническом сочинении превратилась отныне в необходимость.

После триумфального балета «Сотворение мира», премьера которого состоялась весной 1971 года, от творческого содружества Андрея Петрова, Наталии Касаткиной и Владимира Василева и театры, и публика ждали новых балетов.

Как-то выдающийся ленинградский дирижер Константин Арсеньевич Симеонов, в 60-е годы работавший главным дирижером Кировского театра встретив Андрея Павловича в лифте, начал его расспрашивать о работе, о планах. И неожиданно своим раскатистым басом произнес: «А почему бы тебе не написать оперу о Петре Первом? А то немцы писали, французы писали, а русские композиторы не сподобились»… Осенью 1972 года Андрей Петров признался, что задумал оперу. Оперу современную и историческую. О Петре Первом.

«Сейчас я чувствую настоятельную потребность сделать что-то глубоко национальное, героическое, достойное нашей славной истории, истории русского народа и сделать это современными средствами. Первый шаг на этом пути - фрески о Петре Первом. В них я попытался в монументальной форме выразить свои чувства гражданина великой державы с великой историей. Ну и, конечно, Петр для меня «живой» еще и потому, что я живу в Ленинграде на Петровской улице. Наш город неотъемлем от Медного всадника. Из окон дома, где я живу, виден внизу домик Петра. С этого домика, рядом с нашим современным многоэтажным домом, начинался Петербург». (Андрей Петров) 

23 апреля 1973 года в Большом зале филармонии на симфоническом концерте IX «Ленинградской музыкальной весны» впервые прозвучали вокально-симфонические фрески Андрея Петрова для солиста, хора и оркестра «Петр Первый». Дирижировал Юрий Темирканов. И в тот же вечер в интервью по телевидению композитор сказал уверенно -впереди опера о Петре.

«Совершенно неожиданно мы получили предложение из Кировского театра на постановку оперы. Наверное, это один из самых ярких периодов жизни Андрея и нашей, напряженный и очень счастливый». (Наталья Касаткина)

«Нужно было найти хорошего либреттиста, который мог бы осилить этот трудный исторический материал. Андрей забраковал несколько предложенных вариантов. И после некоторых раздумий предложил нам попробовать себя в еще одном амплуа – написать оперное либретто». (Владимир Василёв)

«На «Петре» сложилась у нас очень дружная компания – Темирканов, Сумбаташвили, Андрей и мы. «Шайка» - так мы себя называли. Если говорить об атмосфере, то она была, может быть, даже лучше, чем в первый раз. Потому что если на «Сотворении мира» были мы и артисты, то тут в нашу шайку вошли еще дирижер и художник. И мы жили этим спектаклем, обсуждали каждую деталь. В работе над Петром мы столкнулись с совершенно новым Андреем. Это была уже не акварель прозрачной партитуры «Сотворения». Это были удивительно мощные мазки хоровых и батальных сцен, ярко и сильно выписанная противоречивая фигура Петра – то полного мучительных раздумий о судьбах России, то разъяренного деяниями стрельцов, то ликующего победоносца. Хоровые сцены и монологи Петра чередовались с разгульным «Всешутейским собором» или чопорно галантной сценой в Голландии. В этой череде фресковых картин представала история становления державы» (Наталья Касаткина).

«Несведущему наблюдателю со стороны очень трудно было определить, кто из нас дирижер, кто режиссер, а кто композитор, так как каждый из нас принимал участие во всем, что имело отношение к нашему спектаклю. И во всем этом довольно бурном процессе Андрей Петров всегда старался сохранять невозмутимость. Это единственный композитор из всех, кого я знал, кому можно было сказать – Андрей, здесь немножко лишнее. Он тут же отвечал – вычеркивай. «А вот здесь, - говорили ему, - надо что-то сделать». И он всегда менял, переделывал, дописывал. Точно также и режиссеры прислушивались к нашим советам, постоянно что-то переиначивая, а я как дирижер учитывал их замечания. Словом, это была настоящая совместная работа, азартная, трогательная и захватывающая. Тогда мне казалось, что это совершенно нормально, что так и должно быть, а теперь я вспоминаю тот период, как нечто особенное, замечательное и, увы, неповторимое». (Юрий Темирканов)

Вели репетиции режиссеры-постановщики Наталья Касаткина и Владимир Василёв. Постановщики были бескомпромиссны в борьбе с оперными штампами. Они заставляли певцов, привыкших к застывшим позам, двигаться, играть, жить жизнью своих героев, как это делают драматические актеры.

Владимир Морозов, репетировавший Петра и внешне удивительно на него похожий, являлся на репетиции. с полотенцем и запасными рубашками. Постановщики «загоняли» его так, что пот катил с певца градом. Режиссеры призывали артистов петь свободно, не смотреть в привычной оцепенелости на дирижера. (Лев Мархасев)

«Когда Андрей Петров писал для Кировского театра оперу «Петр Первый», он заранее представлял, кто какую из основных партий будет петь. Для меня композитор написал партию старшей сестры Петры – царевны Софьи. Не могу сказать, что я такая уж капризная, но тут я воспротивилась и сказала Андрею: «Не хочу я Софью, она мне не близка совершенно. Опера была уже написана, в театре началась работа над постановкой. Выслушав мои доводы против «злой Софьи», Андрей в некоторой растерянности спросил: «А что ты хочешь петь?» Я говорю: «Вот Екатерину с удовольствием бы спела. Он удивился: «Это же совсем маленькая роль» - «Так ты допиши», - посоветовала я ему. И он пообещал дописать для меня арию». (Ирина Богачева)  

«Очень сложный момент в работе возник, когда в спектакле появилась великая Богачева. Она захотела петь Екатерину, но при условии, что у нее будет ария. 

Тогда Андрей завез нас в Репино, запер в коттедже и сказал, что отопрет, когда мы напишем текст арии. Там все надо было сделать так, чтобы все нотки совпали, чтобы Богачева могла голос показать. Помучились мы, помучились, но и с этим сладили. И она осталась очень довольна». (Владимир Василёв) 

К премьере, которая состоялась 14 июня 1975 года, был выпущен буклет, посвященный новой опере, с гравюрами Петровской поры и пышной цитатой из Ломоносова: «Везде Петра Великого вижу в поте, в пыли, в дыму, в пламени — и не могу сам себя уверить, что один везде Петр, но многие, и не краткая жизнь, но лет тысяча». Здесь же были интервью с творцами оперы и аннотация на английском языке: «Петр Первый — первая опера Андрея Петрова и первая оперная постановка известных балетмейстеров Касаткиной и Василёва».

«В музыке ожили дерзновенность, озорство и властность натуры Меншикова, живость, лукавство и женская прелесть Марты-Екатерины, провидческая интуиция иконописца Владимира, неукротимая ненависть к Петру Софьи и Макария. Мощно звучали солдатские марши, солдатская песня «Пишет, пишет Карла Шведский», победные «виваты». С ними контрастировали шутливая французская песенка Лефорта, песня аккуратных жителей Амстердама, лукаво-сентиментальная песня Марты. Особым драматизмом была отмечена сцена «Келья Софьи», столкновение не на жизнь, на смерть Софьи и Петра. Еще когда репетировалась эта сцена, Юрий Темирканов признавался: «У меня руки дрожат, мурашки по коже, не могу дирижировать». (Лев Мархасев) 

Все ленинградские, многие центральные газеты отзывались о «Петре» как о большой творческой удаче композитора. Вскоре опера стала предметом специальных музыковедческих исследований. 

В 1976 году создателям оперы была присуждена Государственная премия СССР. 

«В общем, натерпелись мы с нашим спектаклем. Но все же с самым счастливым временем был, наверное, именно период работы над «Петром». Как ни тревожно нам жилось, но все же мы были безумно счастливы. И кончилось тем, что мы получили Государственную премию не за балет, а за оперу. Вот какой парадокс! (Владимир Василёв).

«Касаткина и Василёв предлагали продолжить работу над оперой о Петре, создать ее вторую часть. Им виделись картины музыкальной драмы о молодом и дерзновенном царе-преобразователе в разгар его реформаторской деятельности, о его трагическом противоборстве с сыном Алексеем, о закладке Санкт-Петербурга и петровских ассамблеях. Но убежденности, что делать это надо, у Андрея Павловича не было. Ведь если он вернется к Петру, то ничего нового уже не скажет. Рядом с именем Петра Первого для композитора всегда стояло имя Александра Пушкина. Работая над оперой о Петре, он постоянно обращался к пушкинской прозе и стихам о великом царе. Андрей Петров решил дерзнуть и сделать первый шаг: написать вокально-поэтическую симфонию «Пушкин» для концертного исполнения, где читаемые стихи станут основой всей композиции». (Лев Мархасев)

«В прошлом веке для меня нет фигуры интереснее и величественнее, чем Пушкин. В его творчестве, кажется, есть все, что волнует и нас, людей второй половины XX века,— от наивного юношеского романтизма, от беспечной искрометной радости бытия в молодости до постижения судеб России, предназначения народного поэта, трагизма его борьбы со злом и угнетением. В нашем городе есть „парадный пушкинский Петербург": Невский, дома, в которых были когда-то маскарады у Энгельгардта, книжная лавка Смирдина, кондитерская Вольфа и Беранже, набережная Невы с особняками, где бывал Пушкин, Медный всадник. Но мне лично роднее и ближе всего все, что связано с последними годами и днями жизни Пушкина. Конечно же, это дом на Мойке, дворик этого дома, цепные мосты через почти недвижные каналы, Черная речка. С детства у меня это название— Черная — прочно связалось с тем, что там смертельно ранили Пушкина». (Андрей Петров) 

Репетиции вокально-поэтической симфонии «Пушкин» вел дирижер Юрий Темирканов с оркестром Кировского театра. На роль Чтеца был приглашен Олег Басилашвили. Песни на народные тексты разучивала Евгения Гороховская. Хоровые эпизоды были поручены Академической капелле имени Глинки под руководством Владислава Чернушенко.

 Премьера симфонии состоялась 26 июня 1978 года в Большом концертном зале «Октябрьский» и стала одним из самых заметных событий ленинградского фестиваля «Белые ночи».  

 «Мне еще предстояло включиться во все это, – не испортив ни Пушкина, ни Петрова. За моей спиной сидел громадный симфонический оркестр. К моему огромному счастью, за дирижерским пультом стоял Юрий Темирканов, и его эмоциональное соучастие в моей чтецкой партии очень мне помогло. Он как-то умел объединять поэзию с музыкой и одно в другое переливать. 

Я почувствовал, что являюсь частью этого симфонического оркестра, что я – не просто чтец, а особый исполнитель, который вступает в момент, когда музыка из нотной записи переходит в музыку звучащего слова. Для меня музыкальный строй поэтории открыл очень многое в Александре Сергеевиче, в его поэзии. Как часто глубинные слои того, что написано у Пушкина, проходят мимо нашего сознания! Мы Пушкина учили в школе, в институте, а потом, когда начинали вчитываться, то выяснялось, что мы совсем не так его понимали, что многое в нем таится, сокрытое, как гигантская часть айсберга под водой. И вот эту подводную гигантскую часть Андрей Петров выводил на свет – четко, точно и в то же время очень осторожно. Как же я волновался в день премьеры! К вечеру волнение стало нарастать.

 И когда уже перед концертом я подошел к служебному входу в «Октябрьский», у меня вдруг мелькнула мысль – а что, если… там кусты такие стоят, вот спрятаться в кустах, нет меня – и всё, что хотите, то и делайте. Потому что у меня сердце буквально выскакивало от ужаса и страха. Ну а во время концерта, когда я все-таки справился со своим состоянием, мне было одновременно и очень трудно, и очень легко. Трудность заключалась в том, чтобы ничего не испортить, вступить вовремя и именно с той ноты, которой оркестр закончил свой эпизод. Мне предстояло суметь не вырваться, не спрятаться, а быть как бы продолжением оркестра и, закончив читать, передать музыкантам эстафетную палочку, словно из меня вышла эта музыка, как будто она из моей души исходит. Самым большим откровением в поэтории оказалась для меня встреча с музыкальной поэзией Андрея Петрова. (Олег Басилашвили)

«В вокально-поэтической симфонии были все зерна будущего балета «Пушкин». Шесть ее частей — «Михайловское», «Мчатся тучи», «Петербург», «Пугачевщина», «Бесы» и «Завещание» — станут главными опорами балета, хотя и стихотворная, и музыкальная композиции претерпят существенные изменения и будут значительно расширены. Перейдут в балет и Чтец, и Певица, и хор. Сохранятся в нем и композиторские находки, реализованные в вокально-поэтической симфонии. Например, оркестровые: солирующие арфы — музыкальный символ «лиры Поэта», в сочетании с лиричной мелодией скрипок; жестокий резкий залп всего оркестра с пистолетным выстрелом—отзвук смертельной для Пушкина дуэли на Черной речке, блистательно-зловещая холодная танцевальная тема светского Петербурга и внезапно возникающий тревожный «ветер» струнных, который поднимается в оркестре. Перейдут в балет и русские песни на тексты, записанные поэтом; если не знать, что они сочинены композитором в последней четверти XX века, их можно было бы принять за подлинные народные плачи пушкинских времен.» (Лев Мархасев)

«Счастьем для нас стал и балет «Пушкин. Размышления о поэте». И вновь мы встретились с новым Андреем Петровым. Он удивительно умел погружаться в эпоху происходящего. Андрей словно был пропитан поэзий, чувствами пушкинских стихов. «Пушкина» мы ставили, когда уже стали руководителями своего театра. Но в Кировском нас по-доброму помнили и хорошо приняли. Там тоже были Иосиф Сумбаташвили и Юрий Темирканов, который впервые дирижировал балетом. У Андрея в конце первого акта была написана девятиголосная фуга. И Темирканов после репетиции сказал, что просто потрясен, как артисты балета слышат все нюансы игры оркестра». (Наталья Касаткина)

27 июня 1979 года в Ленинградском академическом театре оперы и балета имени Кирова состоялась премьера вокально-хореографической симфонии «Пушкин. Размышления о поэте».

«После спектакля овация длилась минут тридцать-сорок. Это был еще один, незапланированный акт спектакля. Это выражали свое мнение те, кто вместе со всей Россией остался у дома неумершего поэта. Это было признание правоты лучшего пушкиноведения: сопричастности творца творцу. 

Успех спектакля, его истинная, объективная ценность заключаются, видимо, не только или не столько в совершенстве материала, в соответствии его высшим законам искусства, сколько в силе выражения любви, ненависти и сострадания!» (Борис Тищенко)

«Медовый месяц в 1954 году мы провели в Пушкинских Горах. У нас было рекомендательное письмо тетушки Андрея, работавшей в Эрмитаже, к ее давнему другу Семену Степановичу Гейченко, директору Пушкинского заповедника… Я иногда думаю, а ведь мы могли поехать на юг, к морю. Наверное, само Провидение отправило нас в этот благословенный край в пору нашей юности, влюбленности, когда все воспринимается острее и возвышеннее. Насыщение пушкинским духом вошло в нашу жизнь само собой. Андрей получил своеобразное «святогорское» благословение – ведь не случайны же его балет «Станционный смотритель», музыка к драматическому спектаклю «Болдинская осень», к кинофильму «Последняя дорога» и, как откровенное признание в вечной любви и поклонении поэту – музыкальные откровения балета «Пушкин».(Наталья Петрова)

Однажды Юрий Темирканов заговорил о том, что вскоре предстоит праздновать двухсотлетие Кировского театра. Хорошо бы подумать о юбилейном спектакле, который встал бы в один ряд с «Петром» и «Пушкиным». И сам композитор воспринимал оба этих спектакля как первые две части единой музыкальной трилогии о великих людях России, которые олицетворяют собой целые эпохи в истории Отечества: Петр — начало XVIII века, Пушкин — начало XIX. Кто же достоин стать героем оперы, в которой зазвучал бы голос начала XX века, и какой должна быть сама эта опера?

В начале выбор Петрова пал на Александра Блока, свидетеля революции 1905 года, первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революций. После долгих поисков Петров нашел либреттиста: на зов композитора охотно откликнулся Марк Розовский, но через месяц Розовский вернул том переписки Блока с женой, сказав, что если из этого и выйдет опера, то только камерная и трагически-печальная. Для торжественного юбилея Кировского театра она навряд ли подойдет. Да и венцом трилогии тоже не станет. Розовский упомянул, что у него есть пьеса о молодом Маяковском «Высокий». Три неожиданных выхода в прошлое — встречи Маяковского «через горы времени» с Гамлетом, Раскольниковым, Дон-Кихотом — понравились Андрею Петрову, и он принялся за работу.  

«Владимир Маяковский пришел в оперу. Привычные для нас слова «певец революции» обретают конкретный смысл. Мы знаем Маяковского — мастера слова. Маяковского-художника. Меньше известны нам его музыкальные пристрастия. А он любил музыку, любил петь сам оперные арии, романсы, русские народные, студенческие и революционные песни. Когда молодой Маяковский пел, бас его перекрывал все другие голоса. Однажды он обронил слова: „Где б ни умер, умру поя." Так почему же в наши дни театр не может стать домом поющего поэта, решившего на этот раз в современной музыкальной форме вновь рассказать ,о времени и о себе"?

 Столь гигантская фигура, как Маяковский, не вмещалась в рамки традиционной оперы, диктовала нам необходимость расширения жанровых границ спектакли. Иногда я пользовался „музыкальными подсказками" самого поэта: в поэмах Маяковского немало строк из революционных песен, встречаются нотные строчки - военные сигналы, молитвы, обрывки мелодий модных тогда танцев. И всегда я слышал самого Маяковского, который по-прежнему обращается к нам, потомкам, «во весь голос». (Андрей Петров) 

«В разговорах с будущими постановщиками Касаткиной и Василёвым замелькало слово «феерия». Им предстояло поставить спектакль, в котором будет такое взаимопроникновение оперы и балета, такое слияние оперных арий и «уличной» декламации, ораторской патетики и интимной лирика, революционной романтики и беспощадного гротеска, вневременной фантастики и бытовой городской реальности. В массовые народные сцены придется задействовать почти весь хор и значительную часть кордебалета. С массовыми сценами будут монтироваться «крупные планы» — Поэт, его Любимая, его друзья, монологи, споры, объяснения, диалоги о войне, мире, революции, о добре, зле, насилии, свободе и справедливости, о человеке, самоценности его жизни и достоинства, нравственном долге перед людьми, народом, революцией». (Лев Мархасев)

«И вновь Андрей нас обрадовал и удивил. Изобретательно, с помощью разных музыкальных стилей воссоздал он звучащую атмосферу непростой эпохи начала XX века. В музыке слышны и отголоски революционных песен-гимнов, и популярные в эпоху Серебряного века интонации салонного романса, и, конечно, композитор покоряет лирическими эпизодами, светлым, проникновенным мелодизмом. Андрею силой музыкального воздействия удалось в необычной форме оперы-феерии выразительными формами снять уже ставший хрестоматийным портрет «агитатора» и создать образ думающего, страдающего поэта». (Наталья Касаткина)

Впервые «Маяковский» шел на сцепе Кировского театра 13 апреля 1983 года. В 1984 году Кировский театр показал «Маяковского» в Чехословакии в рамках фестиваля «Пражская музыкальная весна». Отзывы прессы были поразительно единодушны. «Выдающаяся опера Петрова о Маяковском — совершенно новый, необычайно впечатляющий сценический коллаж на тему Поэт и Время. Он приближает к нам Маяковского так конкретно и пластически, как это не делало прежде ни одно литературное или драматическое произведение», «Маяковский доказал, что и в наши дни музыкальный театр обладает поистине неисчерпаемыми возможностями».

Журналисты, вспомнив, что все пять спектаклей Андрея Петрова увидели свет рампы в Кировском театре, даже наградил его званием «Верди Кировского театра». Сам же театр и его труппа были названы великими, вновь доказавшими свою уникальность в мировом театральном искусстве.

В начале 80-х годов к Андрею Петрову обратился известный балетмейстер и танцовщик Владимир Васильев. Он начинал работу над музыкальной картиной «Фуэте» на киностудии «Ленфильм». Еще вчера непревзойденная «прима», которую в фильме ее сыграла и станцевала Екатерина-Максимова, все острее ощущает соперничество молодых, все болезненнее переживает охлаждение к ней главного хореографа. В этой роли снялся сам Владимир Васильев. Героиня мечтает о бенефисе, который бы достойно увенчал её балетную карьеру, мечтает станцевать Маргариту в балете по роману Булгакова. Васильев поинтересовался: не возьмется ли Петров сочинить музыку к нескольким отобранным для балетных сцен фрагментам из «Мастера и Маргариты», а именно - Сцене Понтия Пилата и Иешуа, любовному адажио Мастера и Маргариты и балу у Воланда. Андрей Петров принял это предложение. Почти сразу Эльдар Рязанов сообщил Петрову, что берется за экранизацию «Мастера и Маргариты», и предложил Петрову написать музыку к фильму.

Впервые роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» появился в 1967 году на страницах журнала «Москва». Несмотря на многочисленные купюры, роман произвел эффект разорвавшейся бомбы. Роман ошеломил Андрея Петрова уже после первого прочтения. Но тогда ему даже в голову не пришло связать это с собственными творческими планами. Через семнадцать лет Петров перечитал — уже в отдельном издании и без купюр — «Мастера и Маргариту». Ему показалось, что он читает все это впервые. Теперь впечатление нельзя было назвать иначе, как глубочайшим потрясением. Роман завладел им безраздельно.

 Сочиняя музыку к балетным эпизодам в фильме «Фуэте», композитор почти постоянно ощущал тягостное чувство неудовлетворенности. А когда фрагменты музыки были уже записаны на «Ленфильме», он окончательно понял: не получилось. Извинился, попросил изъять то, что он сделал, из будущей картины и отказался от работы над фильмом. Рязанову Госкино и ЦК КПСС не разрешили снимать фильм. Если на публикацию романа в журнале власти со скрипом согласились, то разрешить воплотить его в «важнейшем из искусств» они уже никак не могли. Композитор испытал двойное чувство: не только огорчения, но и радости. Радости от того, что получил свободу писать музыку «по прочтении Булгакова» в форме симфонической фантазии.

«Когда я начал работать над «Мастером и Маргаритой», я продолжал жить в нескольких «потоках времени». Как всегда, проходили заседания и авторские концерты, семинары горкома КПСС и записи в тон-ателье киностудий, приемы в правлении Ленинградской организации Союза композиторов и посещения, музыкальных театров и концертных залов.

Но вот я возвращался домой или вырывался в Репино, открывал книгу Булгакова, и все исчезало. «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого» выходил «прокуратор Иудеи Понтий Пилат» (Андрей Петров) 

Впервые симфония-фантазия Андрея Петрова «Мастер и Маргарита» прозвучала в авторском концерте композитора 16 января 1986 года в Большом зале Ленинградской филармонии. Ее сыграл заслуженный коллектив республики симфонический оркестр филармонии под управлением Павла Когана. В программе, отпечатанной перед премьерой симфонии «Мастер и Маргарита», Петров разъяснил: «В одном музыкальном или театральном произведении невозможно выразить все поразительное богатство булгаковских идей, образов, ситуаций. Но у каждого из нас есть свои, наиболее полюбившиеся эпизоды романа. Симфония-фантазия Мастер и Маргарита рождалась как бы по прочтении глав, наиболее сильно запечатлевшихся в моем сознании. Это — легенда о трагедии выбора Понтия Пилата, щемящая история любви Мастера и Маргариты, фантастический бал Воланда. Последние страницы партитуры написаны под впечатлением одной из финальных глав романа — Прощение и вечный приют»

«Симфония «Мастер и Маргарита» Андрея Петрова – одно из моих самых любимых произведений композитора. В этом сочинении проявились наиболее сильные стороны его дарования – яркий мелодизм, щедрая композиторская фантазия, блистательное владение оркестром. Послушав «Мастера и Маргариту», наш друг Гия Канчели сказал, что такую музыку можно написать, находясь в состоянии страстной влюбленности». (Наталья Петрова)

«Не ошибусь, если скажу, что „Мастер и Маргарита" — лучшее, что сделал Петров в симфоническом жанре. Когда я шел на вечер Петрова, я предвкушал праздник, прежде всего потому, что прочел в афише: Мастер и Маргарита". Не я один! В переполненном зале филармонии был весь цвет музыкального Ленинграда, многие любители музыки самых разных возрастов и профессий. Все ждали чего-то необычного. Конечно, мы в Ленинграде знали, что Петров уже год пишет музыку „по прочтении Булгакова". Да у кого из композиторов не возникал соблазн взяться за „Мастера и Маргариту"? Но я бы не решился. Петров решился. И музыка его такова, что, мне кажется, более точного попадания в стиль Булгакова быть не могло. Все так спрессовано, сжато!

Зная Петрова, могу предположить: эта симфония —лишь „подступ" к какому-то театральному спектаклю. Так у него было всегда. Вспомните, с чего начинались и „Петр", и „Пушкин". (Вениамин Баснер)

На премьере в зале среди прочих находился и хореограф Борис Эйфман. Его знакомство с композитором Андреем Петровым состоялось давно, еще во времена «Поэмы памяти павших в годы блокады Ленинграда». Тогда молодой хореограф обратился к композитору с просьбой разрешить поставить поэму. Этот замысел, к сожалению, не был осуществлен, так как требовал слишком большого количества артистов.

«Я знал до этого его балетную музыку, звучавшую в спектаклях Кировского театра – «Берег надежды», «Сотворение мира», «Пушкин»… Но «Мастер и Маргарита» - случай особый. Это был мой любимый роман, который я мечтал поставить. Конечно, Андрей Павлович знать об этом не мог. Я вообще ни с кем не делился этим замыслом. После прослушивания я позвонил Андрею Павловичу и сказал, что симфония «Мастер и Маргарита» произвела на меня сильное впечатление. Внимательно меня выслушав, Петров вдруг спросил – А вы не хотели бы поставить балет на эту музыку?» (Борис Эйфман)

«Симфоническая партитура Андрея Петрова стала основой будущего балета. Но хореографу было мало музыки. К тому же в симфонической фантазии не было отраженной в зеркале булгаковской сатиры Москвы. А балетмейстер решил вернуть и эту Москву в будущий спектакль. Но не в сатирико-бытовом воплощении, а в сюрреалистической стилистике дьяволиады Воланда и его свиты».(Лев Мархасев)

«Балет эпохи перестройки» - так называл этот спектакль кто-то из критиков. Для второй половины 80-х годов балет действительно был необычным, новым, в чем-то даже дерзким. В нем не только блестяще появилась художественная фантазия Эйфмана, но и, как мне кажется, прорвалось что-то новое, скрытое до поры до времени в творчестве этого талантливейшего хореографа». (Наталья Петрова).

 «Музыку нельзя не любить. Где музыка, там нет злого». Это слова Михаила Булгакова. Лучшего эпиграфа к хореографической фантазии Андрея Петрова и Бориса Эйфмана, балета «Мастер и Маргарита», премьера которого состоялась в БКЗ «Октябрьский» 4 марта 1987 года, не найти.

«Симфония-фантазия “Прощание с...” была написана Андреем Петровым зимой 2004-2005 гг. Первоначально автор хотел её озаглавить “Фантазии”, однако уже в начале 2005 года остановился на ином, окончательном варианте названия. Премьера сочинения состоялась 28 октября 2005 года на заключительном концерте фестиваля “Сотворение мира продолжается”, приуроченного к 75-летнему юбилею Андрея Петрова, в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии. Произведение прозвучало в исполнении Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии.

Симфония-фантазия – прощание с минувшим веком, который превзошел предыдущие и взлётами человечества, и его падениями: никогда прежде в музыке Петрова, оптимиста и мудреца, не чувствовалось так остро несовершенство его времени. Это сочинение – прощание и с детством, столь многое определившим в загадочной личности автора, и с великим европейским симфонизмом, и с миром великой русской литературы. Но думается, ещё острее здесь звучит тема прощания с иллюзиями, без которых творчество почти невозможно. Представляя слушателям это произведение, Андрей Павлович сказал: «Это не реквием, это воспоминание о том прекрасном, с чем, к сожалению, приходится прощаться».

«Андрей Петров недооценен как автор балетов, опер и запредельно прекрасной симфонической музыки. Музыки гениального, истинно русского композитора. Вышло так, что его не менее гениальные песни заслонили собой все остальное. Петров заслонил собой Петрова. Но время вернет его истинную славу. Мы верим». (Наталья Касаткина)